До наших дней дошло совсем немного таких надежных свидетельств о жизни святых подвижников прошлых веков, которые могут быть названы достоверными фактами. Жизнеописания самых известных святых переполнены словами «около», «предположительно», «примерно». Точные даты и места рождения даже великих светочей православной церкви довольно часто указываются с немалой долей неопределенности.
Как правило, гораздо точнее указываются даты их преставления ко Господу, что легко понимаемо и объяснимо – ведь преставившийся был к моменту кончины уже достаточно известным праведником, тогда как на момент рождения это был всего-навсего обыкновенный младенец, в некоторых редких случаях замечательный лишь своими родителями или какими-либо особыми знамениями или чудесными событиями, сопровождавшими его появление на свет.
Если святой подвижник был священником или архиереем, то некоторая информация о реальных событиях, сопутствовавших его земной жизни, подчас находит свое документальное отражение в исторических хрониках городов или митрополий, запомнивших своего выдающегося пастыря.
Память о делах мужества, героизма и боевых подвигах святых воинов часто сохраняется в военных летописях или архивах, а также в мемуарных записках современников и в различных трудах военных историков.
О некоторых почитаемых святых отцах – священниках, монахах или обычных послушниках – подвизавшихся внутри монастырских стен, иногда повествуют чудом сохранившиеся хроники этих обителей.
А вот о далеких от нас по времени событиях из святой жизни самых простых людей (так называемых мирян, то есть обычных людей, живущих «в миру») мы обычно имеем представление только в самом общем виде, в рамках исторических упоминаний самого общего формата. Несомненно, что среди обычных мирян в прошлом было немало истинных подвижников веры и благочестия, но их имена остались для широкого круга потомков неизвестными.
При этом в своем ближайшем или соседском окружении (деревни, района) они вполне могли быть хорошо известны и даже почитаемы соседями как люди несомненно праведной жизни, как прозорливые старцы или как чистые молитвенники, по чьим горячим просьбам за страждущих Всемилостивый Господь чудесным образом подавал просимое. Но записей о таких праведниках почти не сохранилось, а те, что сегодня нам известны, обычно совсем невелики по своему объему.
История о жизни святого Иоанна Русского, которую благочестивые греки сумели сохранить для православного мира под многолетним прессом турецкой оккупации, тоже достаточно короткая.
Нет никаких данных о точном месте его рождения, полностью отсутствуют и какие-либо свидетельства о семье и родственниках. Невозможно как-то проверить и достоверность даты его рождения – около 1690 года – обычно указываемой во всех известных нам жизнеописаниях святого.
В разных версиях жития святого Иоанна Русского и сегодня можно встретить довольно категоричные, но ничем не обоснованные утверждения о том, что Иоанн якобы родился «в Малороссии» или «в южных пределах Российского царства» (см. [1]), также пишут о его происхождении «из семьи казаков» (см. [2]).
Однако на основе глубокого анализа документов и событий того исторического периода русской истории недавно было убедительно доказано (см. [3]), что Святой Иоанн был уроженцем одной из областей Великой России, массово направлявших своих сыновей в Петровскую армию при рекрутских наборах в конце XVII – начале XVIII века.
Совершенно несомненным представляется, что его родители были очень благочестивы и воспитали будущего воина Иоанна настоящим православным христианином – об этом свидетельствуют удивительная твердость веры и мужество, проявленные впоследствии их сыном в условиях жестоких пыток и издевательств, когда османы добивались от Иоанна его отречения от православия и принятия мусульманства.
Неизвестно, была ли семья Иоанна из дворянского или мещанского сословия, или он происходил из простых крестьян. Во многих записках и воспоминаниях того времени отмечается, что, как правило, дворянские отпрыски в царскую армию зачислялись сразу в офицерских званиях, а зажиточные мещане весьма часто откупались от рекрутского набора своих детей, так что подавляющее большинство солдат рекрутировалось из крестьян.
В то же время широко известны и такие случаи, когда дети из дворянского сословия зачислялись в полк простыми солдатами – так, к примеру, начинал свой славный воинский путь один из величайших русских полководцев, князь и генералиссимус А.В.Суворов. Таким образом, Иоанн вполне мог быть призванным на службу в армию будущего Всероссийского Императора Петра I простым солдатом независимо от своего происхождения (дворянский, мещанский или крестьянский сын), хотя о его воинском звании нам также ничего не известно.
Ввиду почти полного отсутствия необходимых для исследования документов (рекрутских списков, поименных списков военнослужащих полков Прутского похода 1711 года, и т.п.) точное место призыва Иоанна выяснить уже невозможно, однако установлено, что он вполне мог быть воином лейб-гвардии Преображенского полка, одного из лучших полков в армии Петра I (см. [50 – 52]).
Нет никакой информации и о том, участвовал ли воин Иоанн в разгроме шведов при Полтавском сражении 27 июня 1709 года, но считается несомненным фактом его участие в Прутском походе Петра I (1711г., см. [53]).
Во время ожесточенных сражений Прутского похода, раненый воин Иоанн в беспомощном состоянии оказался в плену у крымских татар, которые были вассалами Османской империи и союзниками турок в войнах против России (см. [12, 50 – 52]).
Турки активно использовали крымских татар в боевых действиях как легкую кавалерию, что вполне соответствовало духу и кочевническим привычкам воинственных татарских всадников. Кроме обычных военных трофеев, крымчаки, прежде всего, активно охотились за пленными. Работорговля долгое время приносила татарам большие доходы и имела очень большой масштаб: по оценкам историков через крымских татар на невольничьи рынки османской империи только за XVI – XVII века поступило не менее миллиона человек, захваченных крымчаками во время набегов и боевых стычек.
Не может быть даже малейших сомнений в том, что в татарский плен солдат Иоанн попал не как трус или изменник, но был захвачен врагами во время боевых действий именно как раненый воин, после, например, штыкового, осколочного или пулевого ранения, или в результате сильной контузии. Ни один дезертир, предатель или просто слабый духом пленник никогда не смог бы выстоять перед жесткими требованиями отречения от Христа и православной веры, и, тем более, выдержать те изощренные пытки, которыми славились наиболее рьяные из ревнителей ислама при попытках заставить пленника перейти в свою веру (см. [13]).
Крымские татары, у которых сначала оказался воин Иоанн, не смогли заставить его отречься от православной веры ни угрозами, ни пытками. Вряд ли крымчаки особо усердствовали в истязаниях, так как хороший товарный вид раба имел для них важное значение, поскольку позволял просить за него большую цену при продаже. Непокорного пленника доставили на крупнейший невольничий рынок того времени, в Константинополь (сегодня – Стамбул, (см. [16]), где Иоанн был куплен турецким военачальником Агой, начальником янычарского корпуса.
Вместе с караваном и другими пленниками Иоанн в тяжелых оковах отправился в долгий и трудный переход до имения Аги (сегодня это селение называется Ургюп, (Фото 1), находящегося в Малой Азии, неподалеку от Кесарии Каппадокийской.
Расстояние между сегодняшним Стамбулом и Ургюпом составляет около 750 километров (Фото 2) и на этот путь ушел почти месяц, так как обычный для груженого каравана дневной переход составляет примерно 30 километров – примерно на таком расстоянии и располагались караванные постоялые дворы, тщательно укрепленные и хорошо охраняемые караван-сараи.
После изнурительного дневного перехода под непрестанно палящим солнцем утомленные караваны добирались до мест стоянок порой уже в полной темноте, ориентируясь на огни сторожевых башен. Здесь путники получали ужин и ночлег, развьючивали усталых животных, давали им воду и отдых, и, при необходимости, могли заменить упряжных лошадей и верблюдов на более свежих. Однако располагаться непосредственно под крышей караван-сарая могли только правоверные мусульмане, тогда как всем «неверным» полагалось ночевать во дворе вместе со скотом и собаками, и наравне с ними кормиться объедками с хозяйских столов. Пленных рабов на ночной сон здесь оставляли прямо в оковах, да и вообще с ними особо не церемонились – пленника, тронувшегося рассудком от перенесенных лишений или тяжело заболевшего посреди дороги, караванщики просто бросали умирать от солнца прямо в пустыне, чему не раз был свидетелем Иоанн за время перехода в имение Аги.
Это имение находилось в селении Прокопио, где располагался также и большой лагерь янычар, над которыми здесь начальствовал Ага, ставший теперь хозяином раба Иоанна. В этом селении сохранилось православное греческое население, выжившее после османского пришествия в греческую Каппадокию, но янычары (Фото 3) были здесь полными и нераздельными хозяевами.
Корпус янычар турецкого султана в основном формировался из детей, украденных татарами у христиан и затем проданных туркам, а также из тех малышей, которых сами османы регулярно отбирали у христианских семей на подчиненных территориях (см. [13]); этих детей затем целенаправленно воспитывали в духе жесточайшего исламского фанатизма и крайней нетерпимости ко всем иным верам, а в особенности – к православному христианству.
Местных греков, исправно плативших все султанские сборы, янычары особо не трогали, хотя и относились к ним с нескрываемым презрением, как и ко всем прочим «неверным собакам». А вот православному воину, да еще и имевшему мужество не скрывать своей веры, здесь пришлось очень несладко: бесправный и беззащитный пленник Иоанн был подвергнут многочисленным и изощренным пыткам со стороны нового хозяина и его свиты. Его нещадно избивали, травили собаками, били палками по пяткам, топили в навозе, жгли раскаленным железом, угрожали разными страшными казнями, на голову его надевали раскаленный докрасна казан, стремясь добиться от Иоанна отречения от православной веры и принятия ислама.
Нет сомнений, что Святой Иоанн прошел через все эти страшные пытки – следы в виде рубцов от страшных ожогов остались на его голове навсегда. Этот факт подтверждал протоиерей Иоанн Вернезос (1937 – 2017), настоятель храма Иоанна Русского в греческом Неопрокопионе, который не один раз собственноручно переоблачал мощи Святого Иоанна и с благоговением прикасался к этим нетленным свидетельствам мужества и стойкости православного воина. Современные греческие ученые, уже в наши дни тщательно исследовавшие благоуханные мощи Иоанна Русского, официально засвидетельствовали обнаруженные ими следы ужасных пыток, а также явные «отпечатки» многочисленных прижизненных травм.
Кто именно столь жестоко пытал несгибаемого русского воина уже не узнать, однако, как уже отмечалось, вряд ли это были крымские татары, которые все же были заинтересованы в наилучшем качестве своего живого «товара», чтобы получить за него более высокую цену на стамбульском невольничьем рынке.
Скорее всего, самые сильные мучения и издевательства Иоанну довелось претерпеть именно в Прокопио, в имении турецкого военачальника Аги, бывшего вполне типичным представителем среднего военачальника в Османской Порте – жестоким и своенравным деспотом, который ценил своих любимых лошадей гораздо больше, чем презренных рабов. Военачальник Ага был набожным мусульманином и, вероятно, тоже предпринял собственные попытки обратить «неверного» в мусульманство – уговорами, обещаниями свободы и, разумеется, истязаниями и угрозами мучительной смерти.
Однако даже под пытками воин Иоанн категорически отказался принять ислам и предать веру своих отцов. Хотя и неизвестно точное происхождение приведенных ниже слов, которыми отвечал своим мучителям скованный и беспомощный русский воин, но в них хорошо видны великая сила духа и веры Святого Иоанна:
«Ничтоже мя разлучит от любви Христовой: ни обольстительные обещания привременных благ, ни биения, ни раны, ни другие какие жестокие мучения. Имея перед собой Спасителя моего, благодушно принимаю за веру в Него палочные удары; представляя себе терновый венец, возложенный на Божественную главу, готов я с радостью претерпевать надевание раскаленного шлема, которым вы прожигаете до мозга головы христиан, противящихся неправым хотениям вашим, и на другие, более лютые, муки. Я усердствую о благодати Христа моего, научившего нас Своей смертью на Кресте твердости, терпению, безбоязненности в самой лютой за Него смерти как виновной вечного неизреченного блаженства на Небеси» (цит. по [18 – 21]).
Начальник мучителей Ага, конечно же, присутствовал при этих жестоких попытках заставить Иоанна принять ислам. Но и ему мужественный христианин Иоанн твердо сказал прямо в лицо: «Я – русский, верный слуга земного царя моего, хотя и пленен тобой, но Небесному Царю истинного служения и Правой веры родителей моих никогда не отрекусь; в христианстве я родился, христианином и умру… Если сам Господь попустил мне оказаться в твоей власти, то я буду служить здесь тебе, но не требуй моего отречения от православной веры, иначе тебе проще сразу убить меня, ибо этого не будет».
Казалось, столь дерзкие слова пленника в лицо своим мучителям неизбежно обрекали Иоанна на лютую смерть, однако сам Господь смягчил сердце Аги и неожиданно для окружающих благорасположил жестокого турка к стойкому пленнику, который даже перед лицом неминуемой и крайне мучительной смерти оказался столь непоколебимо верным своему обещанию, данному Богу.
Возможно, что как раз отсюда, из этого прямого самоопределения Святого Иоанна, как именно русского воина, первоначально и возникло его местное прозвище в турецком Прокопио, впоследствии ставшее гордым посмертным титулом – Русский Иоанн.
Ага оставил свои попытки заставить Иоанна отречься от православной веры, прекратил мучения и определил пленника на конюшню ухаживать за своими любимыми лошадьми (Фото 4, 5). Здесь же, в темном каменном мешке пещерной конюшни, Иоанн теперь спал (Фото 6,7,8), отдыхал и молился, неустанно благодаря Господа за чудесное спасение и за отведенное ему место в яслях – ведь Сам Спаситель когда-то избрал ясли местом Своего рождения во плоти.
Так посреди янычарского лагеря среди скал древней Каппадокии появился самый настоящий православный монастырь из одного подвижника, занятого днем в постоянных трудах и уходе за лошадьми, а по ночам пребывающего в чистых молитвах ко Господу.
Еще в IV веке, по благословению архиепископа Кесарии Василия Великого, (составителя Божественной Литургии) небольшие горы Каппадокии (Фото 9) стали местом непрестанного молитвенного бдения. Здесь подвизались Григорий Богослов, Григорий Нисский; из этих мест происходили сотник Лонгин, Георгий Победоносец, Равноапостольная Нина, Савва Освященный, Сорок Севастийских Мучеников и еще многие десятки других православных святых.
Каппадокийский туф, из которого сложены местные горы, достаточно мягок и легко поддается обработке. Но после контакта с воздухом эта порода быстро каменеет и становится достаточно прочной. Еще первыми христианами, скрывавшимися от гонений, здесь были созданы настоящие пещерные города из келий и монастырей, живших по братскому общежитийному уставу. В такой же пещере, вручную выдолбленной в склоне горы, размещалась и та конюшня, в которой ныне подвизался Иоанн (Фото 10).
Иногда, когда ему это удавалось под покровом южной ночи, Иоанн тайно пробирался в храм Святого Георгия-Победоносца, который находился неподалеку на скале почти напротив конюшни (Фото 11). Здесь он мог присоединиться своими молитвами к соборным молитвам всей православной Церкви, изредка участвовать в службах и даже причащаться Святых Таин.
С непрестанной молитвой и искренней любовью ухаживал Иоанн за порученными ему лошадьми, вместе с которыми он теперь находился почти круглосуточно. Боевые скакуны Аги были дорогими чистокровными каппадокийцами, то есть принадлежали к той особенной породе лошадей, что еще с древних времен была известна редким сочетанием сразу нескольких удивительных качеств – сообразительности, грациозности, выносливости и скорости.
По старинным бедуинским преданиям, лошади каппадокийской породы были получены от чистокровных арабских скакунов, сотворенных самим Аллахом из четырех ветров, чем и объяснялась их ценность и уникальность. Недаром и само название Каппадокии было преобразовано греками от персидского «катпатука», что переводится как «страна прекрасных лошадей».
Умные животные умеют чувствовать настоящую заботу и любовь и, наверное, издалека чувствовали приближение Иоанна и всегда встречали своего неустанного попечителя и соседа по ночлегу радостным ржанием. Доброе сердце Иоанна очень скоро расположило к нему и всех слуг в доме Аги – Иоанн всегда был готов оказать любому помощь и поделиться скудным куском хлеба даже со случайным нищим.
Непрестанно молился Иоанн о своем недавнем мучителе Аге, следуя завету Спасителя, – «…любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас...» (Лк. 6, 27, 28) – и вот, по молитвам православного праведника дом янычара
Аги в скором времени преисполнился достатком и богатствами. Удивительно и необъяснимо, но сам суровый и набожный мусульманин Ага неведомым образом почувствовал, что это именно горячие молитвы православного христианина Иоанна принесли благоденствие и избыток его дому, и ничуть не смущался рассказывать об этом своим друзьям и односельчанам-янычарам.
Ага вместе со своей женой и домашними вскоре настолько расположились к Иоанну, что даже предложили ему переселиться из темной пещерной конюшни в хозяйский дом или хотя бы в небольшую постройку возле уличного сарая для соломы (см. [17]), однако Иоанн отказался от этого предложения, более чем почетного для пленника в статусе раба, и остался на привычном каменном ложе рядом со своими подопечными, где никто не мог помешать его непрестанному молитвенному воздыханию.
После того как по молитвам Иоанна благосостояние Аги существенно возросло, правоверный Ага решился совершить паломничество в Мекку, что было тогда непростым и дорогостоящим предприятием, доступным только весьма немногим обеспеченным людям.
В то самое время, когда Ага благополучно добрался до далекой Мекки и приступил там к совершению обрядов, предписанных исламом, жена Аги собрала дома в Прокопио многочисленных родственников и друзей для празднования мусульманского праздника Курбан-Байрам.
Вместе с другими слугами на кухне, в столовой и за праздничным столом собравшимся гостям прислуживал и Иоанн. Когда к столу был вынесен большой поднос с аппетитно дымящимся пловом, жена Аги с легкой грустью улыбнулась Иоанну: «Иоанн, как был бы рад наш дорогой Ага, если бы он был сейчас с нами и мог вкусить своего любимого плова!». Иоанн спокойно и просто ответил хозяйке, нисколько не смущаясь: «Если хочешь, я могу попросить Господа, чтобы он перенес этот плов твоему мужу туда, где он сейчас находится! Дай мне блюдо этого плова!».
Присутствовавшие при этом гости громко рассмеялись, подумав, что голодный слуга таким оригинальным образом просто выпрашивает у хозяйки вкусного плова, чтобы самому полакомиться им. Возможно, что и сама хозяйка, хорошо знавшая доброе сердце Иоанна, тоже подумала нечто подобное, и, улыбнувшись, она приказала слугам наполнить блюдо пловом, и передать его Иоанну.
Иоанн ушел с этим пловом на конюшню. Спустя некоторое время он вернулся в дом и совершенно серьезно сказал хозяйке, что Господь выполнил его просьбу, и блюдо горячего плова уже передано самому Аге. Услышав это, гости вновь громко расхохотались – они решили, что Иоанн, конечно же, сам вкусно покушал в уединении конюшни, а всё, что он сказал, не более, чем шутка.
Однако, как же были изумлены все те, кто смеялся над Иоанном, когда спустя несколько недель из Мекки вернулся сам Ага и привез с собой то самое блюдо, которое в памятный всем праздничный день было передано Иоанну, наполненное горячим и ароматным пловом!
Все еще находящийся в состоянии удивления и возбуждения, Ага рассказал, что в тот самый день, когда у него дома в Прокопио был семейный праздник, поздним вечером он вернулся в гостиницу из мечети. На столе в своем номере Ага увидел блюдо, полное прекрасного горячего плова, еще слегка дымящегося ароматным паром. Удивленный Ага сильно поразился такому неожиданному подарку, так как дверь номера была заперта, а ключи были только у него и у хозяина гостиницы.
Попробовав плов, Ага удивился еще больше, так как плов оказался очень вкусным, и даже напомнил ему тот самый плов, который для него готовила его любимая жена у них дома. Незаметно для себя, весь день пробывший без пищи, согласно норм исполнения хаджа, и потому очень голодный Ага быстро съел весь плов, и тут он испытал настоящее потрясение, потому что на дне блюда было написано его имя – как оно было написано и на всей другой посуде в его доме, – и Ага понял, что это, скорее всего, и есть его домашнее блюдо. Но каким образом блюдо из его дома в Прокопио могло оказаться в Мекке, да еще и наполненное праздничным пловом?
В свою очередь, жена и родственники Аги рассказали ему о том случае, произошедшем во время семейного празднования, когда Иоанн пообещал хозяйке передать это блюдо с пловом (Фото 12, 13)* прямо в Мекку, причем все происходило как раз в тот самый день, о котором рассказывал сам возвратившийся домой Ага.
* Это блюдо сегодня находится в алтаре храма, где покоятся благоуханные мощи Святого, причем история обретения этого блюда тоже чудесна – см. рассказ «Из Арабской Мекки в Неопрокопион на Эвбее» на сайте f-i-r.ru.
Эта удивительная история с блюдом плова очень быстро стала широко известна в Прокопио и за его пределами, и вскоре в пещерную конюшню при доме Аги стали приходить многочисленные посетители, которые просили Иоанна помолиться об их нуждах, скорбях и болезнях, своих и близких им людей. Среди этих людей были как христиане (греки, армяне), так и мусульмане и язычники (которых было гораздо больше) и все они одинаково обращались к нему с просьбой: «Иоанн, попроси своего великого Бога помочь нам!». Никогда и никому не отказывал Святой Иоанн, он всегда горячо и искренне молился о любом пришедшем к нему за помощью, безо всякого различения веры и национальности – и Всемилостивый Господь по жарким молитвам смиренного праведника изобильно подавал просимое всем страждущим. Неудивительно поэтому, что достаточно скоро, еще при земной жизни скромного пленника Иоанна, все в Прокопио стали уважительно именовать его «вели», что на турецком языке означает «святой».
Даже местные турки и фанатичные янычары, всегда ненавидевшие христиан лютой ненавистью, вскоре перестали называть Иоанна презительной кличкой «кяфир» (что означает «неверный») и признали его несомненную святость.
Второго подобного случая – когда даже самые фанатичные из мусульман столь открыто признавали бы несомненную святость живущего рядом с ними православного подвижника и без стеснения обращались к нему за помощью его «великого Бога» – во всей огромной истории взаимоотношений ислама и православия нам найти не удалось.
Особую яркость этой удивительной картине Торжества Православия придает тот факт, что врагами православной веры был признан святым – причем еще при его жизни – не поражающий всех аскетизмом монах-отшельник или изобилующий добродетелями священник, а самый простой человек, пленный русский воин в статусе невольника, раба, «неверного», купленного хозяином-мусульманином на невольничьем рынке Стамбула.
Поистине, чудны дела Господа нашего!
Незадолго до смерти Святой Иоанн настолько сильно заболел, что уже не имел сил самостоятельно дойти до храма. Предчувствуя близкую кончину, он попросил кого-то из слуг дома Аги сходить за православным священником и передать его просьбу о последнем причащении Святых Тайн. Услышав о том, что Святой Иоанн уже совсем ослаб и просит его о причастии, возможно последнем, греческий священник сразу же начал собираться, и тревожно задумался о том, как же ему безопасно доставить Святые Дары. Ведь даже случайная встреча с любым янычаром на узкой улочке небольшого селения могла привести к осквернению Даров!
Помолившись и получив научение от Святого Духа, священник спрятал Святые Дары в обыкновенном с виду яблоке и тайно пронес их в конюшню к Иоанну (Фото 14, 15), бессильно распростертому на своей каменной постели.
27 мая 1730 года, в последний раз «со страхом Божиим и верою» причастившись Святых Тайн, Иоанн в тот же час радостно отошел ко Господу.
Упокоившегося с миром русского воина, купленного военачальником Агой на невольничьем рынке Стамбула и прибывшего в Прокопио в рабских оковах, со всеми возможными для маленького селения почестями предали земле возле храма святого великомученика Георгия, где при земной жизни постоянно молился сам Святой Иоанн. А янычарский военачальник Ага, оплакивающий Иоанна вместе со своими домочадцами, пожертвовал для упокоения его святых останков лучший драгоценный ковер из своего дома (Фото 16, 17).
В похоронной процессии со слезами расставания и печали участвовали все жители селения Прокопио: турки, янычары, греки, армяне, курды, цыгане, а также и многочисленные гости Прокопио. Эти люди, различные по своей национальности и вероисповеданию, пришли из самых разных мест со своими просьбами к святому Иоанну – и не успели с ним встретиться, им осталось только плакать в похоронном шествии вместе с жителями селения.
Еще долгое время после похорон святого в Прокопио продолжали во множестве приходить всё новые и новые просители к Иоанну, до которых еще не успела дойти скорбная новость о его кончине. Расстроенные столь неожиданным и печальным известием, обескураженные просители из дома Аги шли затем на кладбище, чтобы уже там просто поплакать и пожаловаться о своих горестях на могилке – однако, как оказалось, Святой Иоанн и там слышал их просьбы и помогал им!
Удивительная весть о том, что к Святому Иоанну можно обратиться даже у него на могиле и получить там столь желанную помощь, очень быстро распространилась по всей Каппадокии. Теперь страждущие неиссякаемым потоком устремились уже прямо на могилу святого, как раньше приходили к нему в конюшню – и все получали помощь, о чем осталось множество свидетельств: вставали парализованные, прозревали слепые, слышали глухие, успокаивались бесноватые, исцелялись кровоточивые и бесплодные.
Совсем скоро могила Святого Иоанна в Прокопио стала центром паломничества всей Каппадокии. Причем, как и ранее, с просьбами к святому шли и протестанты, и католики, и православные, и мусульмане, и греки, и турки, и цыгане, и просто язычники – и все они неизменно получали просимое после их искренних обращений к Святому Иоанну.
